Новости – В мире

В мире

«Детройт может сам себя прокормить»

Городской огород в Детройте. Фото: detroitagriculture.net

«Главный огородник» Детройта Эшли Аткинсон рассказала «Русской планете», как американцы выращивают еду в городах и почему это может изменить капиталистическую систему

Андрей Жвирблис

12 января, 2014 12:08

16 мин

Историю Детройта можно назвать эталонной для Америки. Здесь родилась и развилась автомобильная промышленность, без которой США не смогли бы стать той страной, которой они являются сейчас.

В конце ХХ века автомобильная промышленность в США начала умирать, а вместе с ней — и Детройт. Город стал пуст — его покидали и жители, и бизнес; целые кварталы были заброшены или превратились в гетто. Закончилось все банкротством города.

Но кроме этого, Детройт являет сегодня пример перерождения промышленного города и, возможно, стоит в авангарде постиндустриального общества. Одна из примет последнего десятилетия — развитие городского сельского хозяйства. Оно происходит в самых разных формах — это и коммерческие фермы, и школьные огороды, небольшие семейные предприятия, некоммерческие организации. Городское фермерство в Детройте стало популярной темой в массовой культуре — о нем пишут книги и диссертации, снимают фильмы и передачи. Детройт в прямом смысле становится «городом-садом».

— Чем занимается ваша организация в Детройте?

— Наша работа — это содействие построению города с пищевым суверенитетом. Город может считаться таковым, когда большая часть фруктов и овощей, 51 или более процентов, потребляемых в нем, будет выращена горожанами внутри городских границ. Система пищевого суверенитета очень сильно отличается от привычной американской и глобальной модели снабжения продуктами. Самая распространенная сегодня схема в Америке — это огромные сельскохозяйственные конгломераты, которые продают еду очень низкого качества по очень низкой цене. Мы считаем, что наша цель достижима, в городе больше десяти тысяч гектаров свободной земли. Многие из жителей Детройта родом из южных штатов с богатой фермерской традицией.

Главные задачи — это воссоздание инфраструктуры, необходимой для выращивания и продажи местной еды. Она была практически полностью уничтожена по всей стране. В городах нет рефрижераторов, нет переработки. Рынки заменены крупными магазинами.

— Какую часть этого пути вы уже прошли?

— У Детройта самая долгая история городского сельского хозяйства в стране, уходящая корнями в 1890-е годы. Это был период кризиса в городском развитии. Земли пустовали, а люди были без работы, и тогдашний мэр Хэзен Пингри предложил безработным использовать землю и заняться выращиванием еды. Он был осмеян практически всей страной — бытовало мнение, что фермерство бессмысленное занятие, что люди приезжают в город для приобщения к цивилизации, а не для копошения в земле. Через год бедность и голод сократились вдвое, и люди перестали смеяться над идеями Пингри. С тех пор в любом крупном американском городе в периоды экономической депрессии или войны развивается фермерство.

Эшли Аткинсон. Фото: crainsdetroit.com

У нас есть потенциал стать городом, который сам себя кормит. Создаваемые сады также делают город более приспособленным и приятным для жизни. Мы работаем с разными людьми — теми, кто держит свои малые семейные сады, работа со школьными огородами позволяет нам вовлечь много молодежи. Она видит, что наша модель и произведенная в ней еда — полная противоположность той, что подается в школьной столовой.

Наша организация поддерживает более 1300 садов и ферм в городе, всего мы вовлекаем в программу более 15 тысяч человек (при населении города около 700 тысяч). Мы также стараемся развивать внешние связи, чтобы люди, вовлеченные в наши программы, разговаривали с другими людьми. Значительная часть наших программ направлена на то, чтобы люди, начавшие выращивать сельхозкультуры, существовали более стабильно, начали торговать своей продукцией, нанимали людей.

За десять лет мы прошли путь от нуля до 4% — на столько Детройт сегодня потребляет еды, выращенной в городе, и это своеобразная революция. Мы создали механизм, который работает и развивает сам себя. Его надо сохранять и развивать.

— Что происходит с людьми, которые учатся самостоятельно выращивать еду?

— Малая часть из них погружается все больше и больше в производство еды. Мы видим, как происходит личная трансформация, когда человек понимает значимость своей работы — иногда впервые за всю свою жизнь. После этого они не хотят возвращаться обратно на работу, которую они ненавидят, которая их эксплуатирует. Они хотят попробовать быть самостоятельными.

— Какие формы принимает сельскохозяйственное производство в городе?

— У нас есть садовые сообщества и товарные сады (market garden). Последний термин мы используем вместо «городской фермы» для отсылки к определенному масштабу, годящемуся для района. Типичный товарный сад размером в три акра (120 соток), то есть примерно три городских квартала. Как только хозяйство перерастает этот размер, возникает нужда в большом количестве механических средств для обработки земли, в сотрудниках, которые приезжают работать не из этого района. Создается промышленное производство, которое не создает пользы для сообщества.

Мы можем достичь нашей цели разными путями — выбирать модель крупных корпораций с механизированным сельским хозяйством или вернуть производство пищи на районный уровень, на уровень человека. Мы предпочитаем второй вариант.

Большую часть нашей работы занимает планирование ферм, бизнес-планирование. У нас есть кооперативы производителей еды, а также три больших фермерских рынка. 90% выращиваемой еды идет в домашнее потребление или направляется в школьные и иные столовые, и только 10% продается на рынке, а полученная прибыль идет обратно производителям.

Американцы тратят 9% своих доходов на еду, что является наименьшей долей среди промышленно развитых стран. Это почти религиозный вопрос — слова о том, что «человек пришел на эту землю для того, чтобы использовать ее и живущих на ней людей для своего блага», есть в документах, которые стоят у истоков США. Наша экономическая модель — это рост, для которого требуется безработица, для него нужны люди с низким социальным статусом, эта модель требует эксплуатации природных ресурсов и эксплуатации человека. Эта модель предназначена для получения личной выгоды и монополизации того, что Бог дал всем нам и что лежит под нашими ногами.

Черри с товарных садов Детройта. Фото: detroitagriculture.net

Для поддержания постоянного роста нужно, чтобы еда и основные потребности были очень дешевыми, это позволяет тратить все больше и больше денег на всякое дерьмо. А еда — пусть об этом позаботятся «пищевые банки» (система бесплатных продуктовых талонов для неимущих. — РП), можно получать бесплатное питание, которое оплачивает государство. Еда становится крайне дешевой, ее ценность уничтожается, чтобы люди спокойно тратили свои деньги на что-то другое.

— Как соотносится стоимость продуктов детройтских фермеров с теми, что продаются в крупных сетях?

— Конечно, еда, которой торгуют наши фермеры, дороже, но это действительная стоимость пищи. Мы не пытаемся выиграть ценовую борьбу с фермерами, которые располагаются в радиусе нескольких сот километров вокруг Детройта, мы не хотим производить 100% продовольствия внутри города. С другой стороны, мы не хотим делать нашу еду слишком дорогой, она все-таки должна быть доступной для горожан.

— Ваши речи похожи на анархистские, а не на мнение обычного американца.

— Анархизм в нашей стране имеет негативный оттенок, я бы не хотела так себя называть. Я верю, что наша экономическая модель привела нас к краю пропасти. Нам нужен настоящий разговор об этой модели, о ее природных и личных ограничениях. Нам нужны культурные изменения: я американка, и мой опыт горожанина в Детройте в целом похож на опыт множества людей в стране. Мое поколение и поколения, которые последует за нами, будут существенно страдать от последствий существующей экономики. Действующая модель требует настройки, мы должны провести переоценку всего — еды, человека, окружающей среды. Ее основой должно стать достоинство человека, мы должны уважительно относиться к каждому. Безработица не должна быть необходимой частью этой системы. Необходимо признать безусловные экологические ограничения. Мы должны перестать сжигать ископаемое топливо, и сжигать так неэффективно. Мы отбираем жизненные ресурсы у будущих поколений. Это не анархизм, это логика.

— Детройт имел недостатки, которые вы пытается обернуть в преимущества, заброшенные территории, отток населения. Применима ли используемая в Детройте модель к другим городам?

— У нас нет выбора. Учитывая условия, в которых мы находимся сегодня и куда мы придем в течение жизни ближайших поколений, все больше и больше людей будут вынуждены научиться сами выращивать продовольствие, и мы должны это будем делать все ближе и ближе к городам. В Детройте много свободной земли в самом городе и много людей с недостаточной занятостью или вовсе безработных.

Мы работаем в других городах с другими условиями, переносим туда части имеющейся модели, адаптируем ее. Везде надо находить свои методы и использовать выгоду от выращивания еды рядом с городами, это имеет смысл во всех постиндустриальных городах.

— Как насчет требований к почве?

— В общественном сознании сохраняется мнение, что существуют неиспользуемые земли, и именно за счет их введения в оборот сельское хозяйство будет развиваться и удовлетворять постоянно растущие нужды населения. На самом деле эта позиция ложная. Мы идем по стране, вводим в оборот новые земли и отказываемся от старых, как бы выбрасываем их. Но они никуда не деваются. Ранее использованные, повторно введенные в оборот земли будут все больше становиться стандартом для выращивания еды. Для этого придется провести переоценку требований к общему качеству почвы, к содержанию в ней посторонних веществ.

— Проводились ли подобные тесты почвы в Детройте?

— Мы неоднократно тестировали почву на наличие отравляющих веществ, тяжелых металлов. Надо учитывать множество факторов — тип почвы, тип растений. Это очень сложный вопрос, связанный с биохимией почв. Если почва богатая, корни проникают глубоко внутрь, если она бедна, этого не происходит. Также это зависит от того, насколько она влажная. Потом, вопрос в самих отравляющих веществах — некоторые проникают в землю, вступают там в реакцию с чем-то и остаются, не влияя на растения.

Но говоря о влиянии отравляющих веществ, которые могут содержаться в почве, где выращивается пища, люди часто забывают о роли диеты, богатой зеленой массой. Она способствует выведению тех отравляющих веществ из организма, что мы получаем в повседневной жизни, например, контактируя с краской, содержащей свинец.

— Вы только выращиваете еду, или есть и производство мяса?

— В городе много людей разводят кур, это не совсем легально, но мы пытаемся решить вопрос. Очень много пчеловодов. Есть люди, которые разводят уток, коз, — это уже совсем незаконно. Хочу отметить, что наша организация старается помочь людям вне зависимости от правового статуса их деятельности.

— Как вы относитесь к устойчивому и органическому земледелию?

— Мы практикуем только устойчивые модели органического земледелия. Множество людей, которые впервые присоединяются к нашим программам, используют различные химикаты, считают, что они безопасные, потому что это сказали в рекламе. На самом деле это не так, и пройдет несколько десятилетий, и производителей принудят сказать об этом. Множество химикатов производилось для домашнего использования, и для них не было никакого регулирования или тестирования. Сейчас ситуация и взгляд на химические удобрения и средства защиты меняется, а мы со своей стороны должны предлагать людям альтернативу. Я уверена, что они будут ей пользоваться, как только увидят плоды.

— Расскажите об особенностях работы вашей организации и о ее финансировании?

— Мы практикуем плоскую систему управления, в которой все внутренние документы организации доступны любому сотруднику. В этом мы отличаемся, в том числе, и от многих других некоммерческих организаций, которые копируют модели бизнеса, капиталистических организаций. У нас же нет секретов о бюджетах, о том, сколько денег на наших счетах и на сколько месяцев активности их хватит. Это повышает мотивированность каждого, кто находится внутри нашей структуры, вдохновляет их на поиск новых источников денег.

Приход финансов распределяется примерно так: около 20% составляют доходы от нашей деятельности, еще 20% — это пожертвования от местного сообщества, остальные 60% — гранты различных фондов. Мы очень хотим изменить эту ситуацию и работаем, чтобы доля первых двух источников росла. Среди источников доходов нет денег ни от правительства, ни от крупных корпораций.

ТЕГИ

поддержать проект

Для поднятия хорошего настроения, вы можете угостить наших редакторов чашечкой кофе

Маленькая чашка кофе